Жизнь прожить - не поле перейти...

Из ссыльных

Александр Боровских с горечью говорит о том, что жизнь у его родителей была трудной. "Согласно постановлению СНК и ЦИК СССР от 01.02.1930 г., начались репрессии в Алтайском крае. И под это постановление попали мои родители, - начинает свой рассказ Александр Степанович. - Отец говорил потом, как это было. Вот его слова: "Пришел сосед и попросил, чтобы его сбруя полежала до вечера. Домой, мол, нести не хочется, время потеряешь, а там работники ждут, чтобы на заимку ехать". Отец согласился. Почему бы не помочь человеку по-соседски. А тот оставил сбрую и бегом в сельсовет докладывать, что знает, где семья живет зажиточная, где лошадей держат. Таких людей тогда много было. И их самих не трогали, не раскулачивали... Прошло часа три, пришла в дом родителей тройка: представитель НКВД, депутат сельского Совета и свидетель-сосед, тот, который принес сбрую..."

Доказать, что семья живет скромно, родители Александра Степановича так и не смогли. По большому счету, их и не слушал никто. Решили и постановили, что ссылке быть. Шел 1931 год, был июнь. "Родители рассказывали, что погода в тот день была теплая и солнечная. От деревни Конташино до Барнаула они шли пешком, - говорит Александр Степанович. - Маленьких ребятишек несли на руках, а те, что побольше, шли сами. У моих родителей в то время было уже девять детей. За колонной следила вооруженная охрана в количестве четырех человек. Сами сопровождающие ехали на телеге. До Барнаула было километров тридцать. Добирались туда целые сутки... По прибытии людей разделили на группы. Ту, в которой были мои родители, погнали на речной вокзал. Там всех погрузили на деревянные баржи, в трюмы. Народу "набили" столько, что спать можно было стоя. Туалета не было. Его заменила какая-то посудина, напоминающая обыкновенную кастрюлю.

…Продукты, которые брали с собой, закончились где-то на вторые сутки. Люди были голодными. Очень хотелось спать. Высвободили небольшой уголок, где могли улечься одновременно десять-пятнадцать человек. Спать можно было только два часа. Люди были плотно прижаты друг к другу. Переворачивались на другой бок они только по команде.

…Некоторые не могли выдержать такого ужаса. Они прыгали за борт. Их расстреливали прямо в воде, чтобы другим неповадно было. Умерших тоже скидывали за борт... Мама говорила, что по пути от Барнаула до Новосибирска умерли двое детей. В районе устья Томи - еще двое. А потом дети умирали еще и еще, пока не осталось в живых всего двое - маленькая Зиночка и Марина. Конечным пунктом остановки стал остров Назино, печально известный как Остров смерти".

Еще его называют островом людоедов. Александр Боровских рассказывает, что дурная слава закрепилась за ним крепко и не стерлась с годами. Буквально несколько лет назад в район приезжали иностранцы. Они снимали фильм именно об острове людоедов. Брали интервью у Александра Степановича. Он хоть и не является очевидцем страшных событий давно минувших лет, но по рассказам родителей знает, что творилось на том острове в 30-е годы прошлого столетия. "Колючая проволока, сторожевые вышки, ни бараков, ни сараев, ни единой постройки, - по рассказам родителей восстанавливает события тех лет Александр Степанович. - Не было ничего, чтобы укрыться от холода и дождя. Родителей привезли туда в сентябре. Там уже были поселенцы. Худые и голодные - кое-как передвигали ноги. Они и на людей-то уже не были похожи. Это были скелеты, обтянутые кожей. А самое страшное, что от жизни на острове они просто озверели... Тех, кто переставал двигаться, они разрывали заживо и съедали... Охранники тоже не дремали. Они прибирали драгоценности".

Родители Александра Степановича решились на побег. Впереди их ожидали многодневные скитания по глухой тайге, лишения, но только благодаря своей решимости они остались живы. Питались грибами, шишкой. И эти лесные дары казались им настоящими деликатесами, а пихтовая лапка была просто царским ложем...

В Русановке

Именно эта деревня, затерянная в глухой тайге, после многодневного странствия стала приютом для беглецов. "В эту деревню родители пришли в октябре. Зиночка умерла. Осталась в живых только Марина, - продолжает рассказ Александр Степанович. - Встретили их приветливо. Люди в Русановке жили общиной. У них все было общее. Вместе заготавливали корма, рыбачили, сеяли, пахали, корчевали. Руководил общиной Радыгин дядя Дима. Замечательный был человек. Он собрал сход, на котором решили построить для беглецов дом. Дали корову. Жизнь потихоньку стала налаживаться".

В 1932 году в семье Боровских умирает последний ребенок из девяти, дочь Марина. Но они не сдаются, продолжают жить.

Главу семейства - Степана Прокопьевича - не единожды арестовывают, допрашивают, но потом все равно отпускают, потому что он не представляет опасности. В Русановке он учит людей грамоте. Затем его назначают инженером межрайонного лесного промышленного союза. "А директором был коммунист Кулаков, - вспоминает подробности Александр Степанович. - Он был хорошим человеком, отличным хозяином, но, правда, грамоты не знал. А отец был грамотным. Взаимоотношения между ними сложились. За короткий срок были построены пихтовый, спиртопорошковый, дегтеперегонный, смолокуренный заводы, начали обжиг извести, изготовление активированного угля. Работали пилорамы, заготовка леса шла полным ходом... Мать трудилась в Русановке. Семья прирастала. И все, вроде бы, наладилось и было хорошо, но началась война..."

Быль похожая на небыль

В войну семье Боровских пришлось нелегко. Да и никому в те годы не жилось запросто. Все терпели лишения. Одни сражались за Родину на полях Великой Отечественной, другие трудились в тылу под лозунгом: "Все - для фронта, все - для Победы!"

Мама Александра Боровских очень много работала. Дома практически не бывала. Отец ушел на фронт. Там он станет коммунистом. За мужество и отвагу будет не единожды награжден правительственными наградами. К семье, в те края, которые сначала были ссылкой, а потом стали родными, красноармеец Степан Боровских вернется только в 1946 году. Встречали его всем колхозом. Это было перед 7 ноября - Днем революции.

Вот какая интересная история, произошедшая в годы Великой Отечественной, бережно хранится в семье Боровских и передается из поколения в поколение: "Отец был ранен. Из полевого госпиталя его перевели в другой. Он тогда еще не знал, что семья переехала из Русановки в Павлово. Написал... Свернул в треугольник. Подбежал солдат и сказал, что идет почтальон, письма собирает. Отец отдал ему письмо и лег на свою койку. Через некоторое время прибегает к нему начальник госпиталя и спрашивает: "А Ворошилов тебе кто?" Отец ему в ответ истинную правду: "Тесть". А у мамы и ее родителей действительно такая фамилия была. Начальник госпиталя разворачивается и убегает. Следом за ним прибегают санитары и говорят: "Степан Прокопьевич, дорогой, пойдемте с нами". Отец, не понимающий в чем дело, идет за ними. Приводят его в одноместную палату. Там чистота. На столе фрукты... Лежит он на больничной койке, на новых простынях. Благодать! Проходит неделя. Рука уже почти зажила. И отец начал проситься на фронт. А его вместо фронта - на продуктовый склад, завскладом. К нему по имени-отчеству обращаются все, даже генералы, интересуются здоровьем, а он в ответ: "Да все хорошо. На фронт прошусь, а меня не отпускают..." И тут ему задают вопрос: "А что, разве Климент Ефремович не мог вам сделать бронь?.." И только после этих слов отец понял, какая произошла путаница из-за того письма. Он объяснил, что у тестя его фамилия на самом деле Ворошилов, но зовут его не Климентом Ефремовичем, а Перфирием Николаевичем... На следующий день он уже был в своей части..."

Отзвуки прошлого

"Летом 1948 года отцу дали отпуск и он вместе с моей старшей сестрой поехал на родину, в Алтайский край, деревню Конташино, откуда был выслан вместе с семьей в 1931 году, - говорит Александр Боровских. - В родные края его очень тянуло. В военной форме, с наградами на груди он приехал туда, где не был целых 17 лет. Запах цветов, черемухи, яблонь, калины, боярышника буквально сбивал с ног. Богатая природа радовала душу.

Улицы деревни были пусты, все население работало на полях. Только один старичок сидел на завалинке, у покосившегося дома. Поздоровавшись, отец спросил у этого старика: "А где весь народ? Неужели всю деревню сослали?.." Отец даже не узнал того соседа, который много лет назад принес в его дом сбрую. А старичок Алексей отца узнал. Он упал перед ним на колени со словами: "Степушка, это ты?.. Прости меня, милый... За все прости..." Но как простить... Вот в чем вопрос!"